— Ненавижу поганца, — жалобно проворчал Йоссариан.
А спор с Клевинджером начался у них на несколько минут раньше, когда под руками у Йоссариана не оказалось пулемета. Народу было в клубе — не протолкнешься. К бару не протолкнешься, к столу для пинг-понга не протолкнешься, к столику для игры в кости не протолкнешься, а люди, которых Йоссариан хотел расстрелять из пулемета, беззаботно напевали, протолкавшись к стойке, старые чувствительные песенки — и никому, кроме него, эти песенки почему-то не надоедали. За отсутствием пулемета он со злобным сладострастием растоптал каблуком шарик для пинг-понга, подкатившийся ему под ноги.
— Ну Йоссариан, — ухмыльчиво перемолвились игроки и, покачав головами, достали из коробки другой шарик.
— Ну Йоссариан, — тотчас же отозвался Йоссариан.
— Йоссариан, — шепотом предостерег его Нетли.
— Понял, про что я толковал? — спросил Клевинджер.
— Ну Йоссариан! — с откровенным смехом и гораздо громче повторили игроки, услышав, как он их передразнил.
— Ну Йоссариан! — эхом откликнулся Йоссариан.
— Ну пожалуйста, Йоссариан! — умоляюще прошипел Нетли.
— Понял, про что я толковал? — спросил Клевинджер. — У него антисоциальный психоз.
— Да уймись ты. — сказал Клевинджеру Дэнбар. Ему нравился Клевинджер, потому что тот наводил на него тусклое уныние и время тянулось медленней.
— Так ведь Эпплби-то здесь даже нет! — с торжеством уязвил Йоссариана Клевинджер.
— А кому здесь нужен Эпплби? — спросил Йоссариан.
— И полковника Кошкарта нет.
— А кому здесь нужен полковник Кошкарт?
— Да какого же поганца ты ненавидишь?
— А кто из поганцев здесь есть?
— Нет, с тобой бессмысленно разговаривать, — решил Клевинджер. — Ты даже не знаешь, кого ненавидишь.
— Прекрасно знаю, — возразил Йоссариан. — Того, кто пытается меня отравить.
— Никто тебя не пытается отравить.
— Два раза уже пытались — неужто не помнишь? Когда мы штурмовали Феррару и Болонью.
— Тогда всех чуть не отравили, — напомнил ему Клевинджер.
— А мне, думаешь, от этого легче?
— Так не отравили же! — лютея от беспомощности, выкрикнул Клевинджер.
Насколько ему помнится, принялся с терпеливой улыбкой растолковывать Клевинджеру Йоссариан, кто-то всегда пытается его прикончить. Кое-кому он по нраву, а все остальные его ненавидят — видимо, за то, что он ассириец, — и хотят сжить со свету. Да только ничего они с ним не сделают, потому что у него в невинном теле здоровый дух, а сил — как у буйвола. Ничего они с ним не сделают, потому что он Тарзан, Мандрэйк и Флеш Гордон. Он Билл Шекспир. Он Каин, Улисс и Летучий Голландец. Он Лот в Содоме и Деирдре Печальница. Он Свинни в соловьином саду. Он таинственный элемент Зэт-247. Он…
— Псих! — завопил Клевинджер. — Законченный псих!
— …величайший из величайших. Грозный, неистовый, самый-распросамый трехкулачный победимчель. Я сверхчеловерх.
— Ты? Сверхчеловек? — вскинулся Клевинджер.
— Сверхчеловерх, — поправил его Йоссариан.
— Да прекратите вы, ради бога, — просительно забормотал Нетли. — Все и так уже на нас пялятся.
— Ты псих! — смаргивая злобные слезы, выкрикнул Клевинджер. — У тебя комплекс Иеговы, ты…
— Нафанаил?
— Это кто еще такой — Нафанаил? — с трудом обуздав свой пафос, подозрительно спросил Клевинджер.
— Какой Нафанаил? — невинно поинтересовался Йоссариан.
— Какой бы там ни был — Нафанаил так Нафанаил. А ты в каждом подозреваешь Иегову. Ты хуже Раскольникова…
— Какого Раскольникова?
— А такого Раскольникова, который…
— Раскольников?
— …который считал, что ему дозволено убить старуху…
— Даже хуже?
— …да-да, считал, что дозволено… топором!.. И я могу доказать! — Судорожно ловя ртом воздух, Клевинджер начал перечислять болезненные симптомы Йоссариана: бесноватая убежденность, что все вокруг психи, одержимость убийством нормальных людей из пулемета, навязчивая тяга к извращению прошлого, сумасшедшая подозрительность и мания преследования.
Но Йоссариан был уверен в своей правоте — потому что ему, как он объяснил Клевинджеру, еще ни разу не случалось ошибиться. А если вокруг разумного молодого человека безумствуют психи, он поневоле должен заботиться о своей безопасности. И заботиться как следует, иначе ему не выжить.
После госпиталя Йоссариан решил получше присмотреться ко всем в эскадрилье. Мило Миндербиндера на месте не было, он отправился в Смирну за финиками. Однако столовая прекрасно работала и без него. Еще сидя в госпитальной машине, пока она тяжко скакала вниз по извилистой и бугристой, словно драная подтяжка, дороге, он с вожделением принюхивался к пряному аромату приправленного острыми специями барашка. На обед в тот день подавался шашлык — сочные куски мяса, аппетитно шипевшие над жаровней, будто сатанинские змеи, да еще и промаринованные до этого трое суток в особом растворе, рецепт которого Мило Миндербиндер выведал обманным путем у жуликоватого ливанского торговца, — а гарниром к шашлыку служил персидский рис и спаржа с пармезаном; после шашлыка можно было освежиться на десерт вишневым желе и чашечкой турецкого кофе с рюмкой ликера или бренди. Столы в столовой были застланы камчатыми скатертями, а еду, огромными порциями, разносили проворные итальяночки, которых завербовал в Италии майор… де Каверли и отдал на откуп Мило Миндербиндеру.
Йоссариан набивал брюхо, пока не почувствовал себя взрывоопасным, а потом в бессильном оцепенении откинулся на спинку стула, ощущая во рту сочный привкус только что съеденного обеда. С тех пор как Мило Миндербиндер стал начальником столовой, обыденные трапезы превратились у них в роскошные пиршества, и на мгновение Йоссариану показалось, что все в мире не так уж плохо. Но потом он рыгнул, вспомнил об угрожающей ему насильственной смерти и, сорвавшись с места, помчался разыскивать доктора Дейнику, чтобы тот освободил его от полетов и отправил домой. Доктор Дейника грелся возле своей палатки на солнышке.